К 150-летию со дня рождения

* * *

О рождении Андрея Евгеньевича Снесарева в метрической книге Острогожского уезда слободы Старой Калитвы Успенской церкви за 1865 год записано: «Декабря первого рожден и второго крещен Андрей. Родители его: священник Евгений Снесарев и законная жена его Екатерина Ивановна, оба православные».

Евгений Петрович Снесарев относился к дальним родственникам митрополита Киевского Евгения Болховитинова, автора первого научного труда по истории Воронежской губернии. Есть предположение, что имя свое Снесарев – старший получил в честь знаменитого родственника.

В Старую Калитву Снесаревы приехали в мае 1863 года и прожили здесь около восьми лет. В феврале 1872 года отца Евгения перевели в Камышовскую станицу области Войска Донского. Здесь в качестве священника Христорождественской церкви Евгений Петрович проработал до конца жизни.

В семье Снесаревых было четверо детей, среди которых Андрей шел вторым. Старше его была сестра Надежда и две младшие сестры, Лидия и Клавдия. Андрей начинал обучение в церковно-приходской школе, где его отец преподавал закон Божий. Дальнейшее образование он получил в прогимназии станицы Нижнечирской и гимназии Новочеркасска, которую закончил с серебряной медалью. Для получения высшего образования Снесарев выбрал Императорский Московский университет, куда и был зачислен в июле 1884 года «по отделению математических наук Физико-Математического факультета». В то время в Московском университете преподавали замечательные русские ученые. Физику вел А. Г. Столетов, автор классических исследований свойств железа; механику преподавал Н. Е. Жуковский, основатель современной аэродинамики, которого называли дедушкой русской авиации. Снесарев мог посещать лекции К. А. Темирязева и одного из основателей Российского математического общества И. В. Бугаева.

Документы говорят о том, что студент Снесарев успешно постигал университетскую науку. На последнем курсе ему, как одному из лучших студентов факультета, было предоставлено право сдать кандидатский экзамен. После успешной сдачи экзамена он получил свидетельство на звание учителя гимназии и прогимназии по предметам математических наук без особого испытания.

Но преподавать математические науки гимназистам и гимназисткам А. Е. Снесареву не пришлось. На третьем призывном участке города Москвы его ждала повестка о призыве в армию. Новоиспеченного кандидата сразу же после окончания университета зачислили рядовым в гренадерский Екатеринославский полк.

Рассказывая об отце Евгения Андреевна говорила, что в своей жизни Андрей Евгеньевич не раз круто менял уже сложившуюся судьбу. Первый крутой поворот он сделал именно тогда, когда принял решение навсегда остаться в армии. В 23 года с аттестатом университета Снесарев пошел познавать азы военной науки в Московское пехотное училище, названное впоследствии Алексеевским. «В России, - писал маршал Советского Союза А. М. Василевский, - было более десяти военных училищ. Первым «по чину» считалось Павловское, вторым – Александровское, третьим – Алексеевское. Последнее училище отличалось от двух первых, которые комплектовались выходцами из дворян или, по меньшей мере, детьми из богатых семей. В Алексеевское училище набирали преимущественно детей разночинцев. Иной была и судьба его выпускников. Обычно их ожидала «военная лямка» в провинциальном захолустье».

В августе 1889 года А. Е. Снесарев закончил одногодичное отделение училища с отличием. Его произвели в подпоручики и отправили обратно в Екатеринославский гренадерский полк. После училища ему пришлось ровно семь лет тянуть «военную лямку». Через четыре года службы он получил звание поручика, а в августе 1896 года был командирован в Николаевскую академию Генерального Штаба. Чтобы попасть в слушатели академии, нужно было выдержать конкурсные экзамены. Из 1800 претендентов в тот год принимали только сто офицеров. А. Е. Снесарев успешно сдал испытания и на два года окунулся в напряженные занятия военными науками, а потом еще почти год ему пришлось заниматься на дополнительном курсе.

За успехи в науках выпускник академии А. Е. Снесарев в июне 1899 года был произведен в штабс-капитаны и причислен к офицерам Генерального Штаба с выдачей единовременного пособия в 300 рублей на обзаведение лошадью и другими положенными генштабисту принадлежностями. После академии приказом командующего Туркестанским военным округом его прикомандировали к лагерному сбору Ташкентского гарнизона. Однако в тот год в Ташкенте штабс-капитан Снесарев не появился. Он «с высочайшего соизволения» отправился более чем на полгода в Индию.

После возвращения из Индии А. Е. Снесарев получил должность старшего адъютанта штаба Туркестанского военного округа, но ненадолго. Его ждали новые назначения и задания, большая часть которых была связана с Памиром. На этой высокогорной территории сходились границы Китая, Северной Индии, Афганистана, России и зависимого от нее Бухарского ханства. Здесь постоянно сталкивались интересы Англии и России. Из-за сложных поручений, которые здесь нередко приходилось выполнять Снесареву, он вынужден был выступать в трех ипостасях: военного, дипломата и разведчика, призванного рождением и присягой отстаивать интересы России.

В конце октября 1904 года А. Е. Снесарев был переведен в Петербург. Здесь его назначили столоначальником 7-го отделения Главного Штаба и произвели в подполковники. За несколько дней до отъезда в столицу состоялась его свадьба с Евгенией Васильевной Зайцевой. В Петербург 39-летний Андрей Евгеньевич прибыл в сопровождении красивой 19-летней жены. Для их семейной жизни открывалась благоприятная перспектива, ибо положение старшего офицера Главного Штаба Российской армии не шло ни в какое сравнение с полукочевой жизнью армейского офицера далекого среднеазиатского захолустья. К этому времени Снесарев был отмечен несколькими наградами. Первый орден Святого Станислава 3-ей степени он получил еще в Туркестане. Вскоре после переезда в столицу Снесарева отметили орденом Святого Станислава 2-ой степени, а год спустя командование разрешило ему принять персидский орден Льва и Солнца. В мае 1906 года подполковник Снесарев был переведен в управление генерал -квартирмейстера в часть № 3 (восточный отдел) обер - квартирмейстером.

Но больше всего Андрея Евгеньевича радовали те награды, которые принесла ему жена. В 1905 году Евгения Васильевна родила ему сына-первенца Евгения, а еще через три года у семьи Снесаревых появился сын Кирилл. Уже в то время А. Е. Снесарев получил признание как ученый – востоковед. Его перу принадлежали несколько интересных монографий, получивших положительные отзывы в российских и иностранных журналах.

Вторым значительным поворотом в жизни А. Е. Снесарева был перевод из столицы в Каменец – Подольск. Талантливый, склонный к научной работе полковник сменил в сентябре 1910 года кабинет в высшем военном ведомстве на рядовую канцелярию второй сводной казачьей дивизии, несущей службу на границе с Австро – Венгрией.

На новом месте Андрей Евгеньевич остался верен себе. Его работа на должности начальника штаба дивизии безупречна. Начальник дивизии генерал от кавалерии Авдеев, а затем сменивший его генерал – лейтенант Родионов единодушны в оценке своего начальника штаба. «Полковник Снесарев, - подчеркивалось в аттестации, - человек умный, высокообразованны и отличных нравственных качеств; прекрасный семьянин…, выдающийся лектор – он пользуется общей любовью и большим уважением не только в офицерской среде, но и в городском обществе: его сообщения и публичные лекции слушаются с исключительным интересом… К службе относится добросовестно. В поле находчив, спокоен и распорядителен… Трудности военно-походной жизни переносит легко. Заслуживает выдвижения на высшую должность вне очереди».

Однако повышение в тот раз Андрей Евгеньевич не получил. Командир 12-го корпуса генерал А. А. Брусилов, соглашаясь с тем, что Снесарев отличный офицер, указал на недостаточную практическую подготовку для выдвижения на должность командира полка вне очереди. Знаменитый генерал сам «академий не кончал» и недолюбливал офицеров, закончивших академию Генерального Штаба. «Не одно учебное заведение, писал Брусилов, - фабриковать военачальников не может, так как для этого требуется много различных свойств ума, характера и воли, которые даются природой…» Прав генерал, но в отношении А. Е. Снесарева он ошибался. Как раз вот этих самых природных качеств он и не смог в нем разглядеть. Прошло совсем немного времени и тот же генерал Брусилов, но уже в роли командующего 8-ой армией направил в Государственную Думу представление о награждении полковника Снесарева, отличившегося в бою под Монастыржиской 12 августа 1914 года, Георгиевским оружием.

В октябре 1914 года А. Е. Снесарев был назначен командиром 133-го Симферопольского полка. Уже в начале декабря он отличился со своим полком под Коломыей. За этот бой, где Снесарев проявил личную храбрость и умение руководить полком, он был награжден Георгиевским Крестом 3-ей степени и произведен в генерал – майоры.

А. Е. Снесарев непрерывно находился на передовой. В августе 1915 г. его назначают командиром 34-ой пехотной бригады. Его бригада отличилась в жестоких боях под Перемышлем. В следующем году, но уже в должности начальника штаба 12-ой дивизии, генерал-майор Снесарев участвовал в знаменитом Луцком прорыве, более известном как Брусиловский. В эти напряженные месяцы он не раз оказывался на линии огня, непосредственно руководил отрядами различной силы и состава.

Осенью 1916 г. его временно командировали в 18 корпус командовать 64-ой пехотной дивизией. 23 октября австрийцы после сильной артподготовки перешли в наступление в районе Кирлибаба на позиции 64 ой дивизии. Снесарев, находясь в окопах Перекопского полка, лично руководил боем по отражению атаки противника, а затем ночью внезапной штыковой атакой отбросил вражеские порядки за линию их исходного положения. В этом бою было взято в плен 19 австрийских офицеров и 863 солдата. За этот подвиг генерал – майор Снесарев был награжден еще одним Георгиевским Крестом.

В начале 1917 года Андрей Евгеньевич получил звание генерал – лейтенанта. После февральской революции в армии вводилась демократизация, и назначений сверху уже не было. Однако солдатский комитет 9-го армейского корпуса на общем собрании избрал Снесарева своим командиром. Но послужить в этой должности ему почти не пришлось. После октября 1917 года русская армия распалась. Генерал – лейтенант вынужден был отправиться в долгосрочный отпуск в город Острогожск. Здесь у священника Богоявленской церкви Алексея Тростянского, мужа сестры Снесарева Анны Евгеньевны, укрывалась от невзгод войны и революции вся его семья.

Андрей Евгеньевич прибыл в Острогожск 12 ноября. Боевой генерал, военный специалист высшей квалификации оказался не у дел. Но нет худа без добра. Раньше, да и потом после «острогожской зимы» у него не было возможности уделить столько времени жене и детям, окунуться, что называется с головой, в родной домашний покой.

А. Е. Снесарева никогда не тянуло к политической деятельности. До войны он был слишком занят службой и науками, а потом все время находился на фронте. Да и не могли импонировать человеку, привыкшему к четкости и ясности в постановке задач и принятии решений, те бесконечные дебаты политиков, чаще подогреваемые пустой амбицией, чем настоящей заботой об интересах страждущего народа. Андрей Евгеньевич не был в восторге от анархии и массового неповиновения приказам, охватившие русскую армию после революции. В то же время ему, выходцу из семьи разночинцев, было хорошо понятно возмущение солдат, этих вчерашних крестьян, на плечи которых легла основная тяжесть жестокой и разорительной войны. Много лет спустя сослуживец генерала Снесарева по академии РККА С. Я. Киперман вспомнил разговор, в котором Андрей Евгеньевич высказал свое отношение к революции: «Трудно сразу понять все происшедшее… Но если русский народ пошел за большевиками, то я с ним. Ведь народ не ошибается».

Вскоре генерал Снесарев потребовался новой власти, которая приступила в пожарном порядке к созданию Красной Армии. В то время пост военрука Высшего Военного Совета республики занимал бывший однокашник Андрей Евгеньевича по академии Генштаба, тоже генерал – лейтенант царской армии М. Д. Бонч-Бруевич. Он то и вызвал Снесарева в конце апреля 1918 года телеграммой в Москву. Высший Военный Совет республики предложил Андрею Евгеньевичу должность военрука Северо-Кавказского военного округа. Это назначение он получил 2 мая, а к месту работы прибыл почти месяц спустя. Округ занимал огромную территорию, включающую Нижний Дон, Кубань, Сальские степи и предгорье Кавказа с крупными городами Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Ставрополь, Царицын. Самого же окружного комиссариата по военным делам еще не существовало.

Это было время, когда противники революции перешли к активным действиям. В начале мая германская армия оккупировала Ростов-на-Дону. На нижнем Дону быстро набирал силы при поддержке немцев атаман Краснов. На Кубани против Советов действовала Добровольческая армия, которая непрерывно пополнялась за счет монархически настроенных беженцев из центральной России. И только Царицын в этой критической обстановке продолжал оставаться оплотом революционной власти на территории СКВО.

В июне, выступая на чрезвычайном заседании Царицынского Совета, военком Снесарев определил главную задачу момента: «Защита Царицына ввиду его теперешнего значения – дело всенародное».

В Царицыне Андрей Евгеньевич столкнулся с угрожающим беспорядком и полнейшей неразберихой. Здесь царила партизанщина, отсутствие элементарной воинской дисциплины, которые порождали беззаконие. 31 мая военком записал в дневнике: «Взаимная жестокость страшная: пленных нет, сейчас же «под стенку». Убивает отец сына, предает первый второго и наоборот…»

В это же время к Царицыну двигалось около 200 эшелонов украинских частей, которые по условиям Брестского мира должны были разоружаться и расформировываться на территории России. Эта огромная масса вооруженных людей, в большинстве своем зараженных анархизмом, была почти также опасна для города, как и противник. По указанию из центра штабу СКВО поручено было встречать эти части на подступах к Царицыну, разоружать и переформировывать их в регулярные войска.

Обстановка требовала от руководителя СКВО немедленных и решительных действий. В Совнаркоме перед отъездом А. Е. Снесареву вручили мандат, подписанный Лениным и Троцким, который обязывал все правительственные и советские учреждения оказывать «назначенному лицу всяческое содействие по всем делам, связанным с занимаемой должностью».

Снесарев, не откладывая, приступил к ознакомлению с военными силами округа. За короткое время он лично побывал в частях и отрядах, разбросанных от Поворино до Тихорецкой. По масштабам территории, по численности подчиненных войск, по важности порученного правительством республики задания должность военрука СКВО можно без натяжки приравнять к должности командующего фронтом. Вместе со своим штабом Снсарев делает все, чтобы подчинить все эти разрозненные вооруженные силы единой цели, заставить их действовать слаженно и четко.

Все два месяца, июнь и июль, потребовались присланному из Москвы военруку и его штабу, чтобы создать на подступах к Царицыну достаточно прочную оборону, которая не позволила противнику, дважды предпринимавшему наступление, прорваться к Царицыну. Тем самым удалось удержать важнейшую транспортную артерию, необходимую для снабжения центра продовольствием и нефтью, а также предотвратить соединение белых армий, действовавших на юге и востоке России.

Как профессиональный военный А. Е. Снесарев требовал от подчиненных соблюдения дисциплины, невзирая на ранги и революционные заслуги. Из-за этого возникали конфликты с командирами не привыкшими подчиняться приказам. Вчерашние партизанские начальники косо смотрели на военрука округа из бывших генералов. Тем более что «бывший» продолжал носить генеральскую форму с погонами, знаками отличия и наградами. В сохранении традиционного обличия русского офицера проявлялись присущие Андрей Евгеньевичу достоинство и честность. Недаром после Сталинградской битвы Сталин вынужден был вернуть солдатам и офицерам Красной Армии старую форму, олицетворявшую собой добрые традиции и славу российского воинства.

У военрука округа сразу не сложились отношения с К. Е. Ворошиловым, отступившим сюда с 5-й Украинской армией. В разработанном Снесаревым плане обороны Царицына «группе Ворошилова» была поставлена задача: отбросить за Дон казачьи части Краснова, взять под контроль все мосты и переправы и организовать их оборону. Вместе с тем военрук разработал наступательную операцию с целью освобождения от белых всех железных дорог до станции Тихорецкая. Дороги эти нужны были для доставки хлеба в центральные российские губернии, а также для соединения с «группой Калнина», отрезанной от Царицына Добровольческой армией. Перед намечавшимся наступлением Снесарев побывал в войсках, которыми командовали Болоцкий и Шевкоплясов, и лично поставил им задачу в предстоящей наступательной операции.

16 июля Снесарев подписал приказ, по которому Болоцкий должен был начать активные действия по овладению железной дороги до Тихорецкой, чтобы потом соединиться с «группой Калнина». Этот же приказ должен был подписать комиссар округа К. Е. Зейдин, но он свою подпись поставить отказался, заявив, что войска Болоцкого необходимо подчинить Ворошилову. И вот вместо того, чтобы сразу приступить к наступательной операции Снесареву пришлось заниматься бумажной волокитой. В своем письме в Высший Совет республики он указывал на необъяснимое поведение комиссара Зейдина. В этом же письме А. Е. Снесарев дал нелицеприятную характеристику Ворошилову: «Лично т. Ворошилов, как войсковой начальник не обладает достаточными нужными качествами. Так, например, он, получив приказ о смене частей Царицынского гарнизона, нуждавшихся в отдыхе, его отказался выполнять. 13 июля я встретил т. Ворошилова на станции Царицын, который оставил свой штаб, не сообщив мне или в штаб округа о своем заместителе. Из этого я заключаю, что он недостаточно проникнут долгом службы и не придерживается элементарных правил командования войсками. Считаю, что он скорее подлежит удалению с занимаемой должности, чем доверия ему руководства сложной операцией на громадном фронте, получаемом при подчинении ему т. Болоцкого».

Требования автора письма были принципиальны и безкомпромисны, о чем с военной прямотой он написал в заключении: «Считаю происшедшее разногласие между мною и военным комиссаром т. Зейдиным настолько существенным, что прошу по этому поводу самого скорого и определенного решения».

В письме Снесарева названы два человека. На самом же деле за Ворошиловым и Зейдиным стояли И. В. Сталин и председатель Царицынского совдепа С. К. Минин.

Чрезвычайный уполномоченный ВЦИК по заготовке и вывозу хлеба с Северного Кавказа в промышленные центры Сталин на специальном поезде прибыл в Царицын в июне 1918 г. Независимый высокообразованный военрук из «бывших» ему сразу не понравился. Он пытался убедить Москву в том, что Снесарев «саботирует дело… не хочет вести войну с контрреволюцией». Сталин настойчиво требовал отстранить Снесарева от руководства округом. В антипатии к военкому он быстро нашел общий язык с Ворошиловым, который был недоволен тем, что военрук в военных делах округа отводил ему вспомогательную роль.

Обвиняя Снесарева в организации заговора, Сталин и Ворошилов сами действовали как заговорщики. Высший военный совет 19 июля вызвал Снесарева в Москву. Сталин, опасаясь, что центр узнает правду о его самоуправстве, распорядился арестовать военрука вместе со штабом округа. Одновременно в расположенных под Царицыном частях были арестованы тысячи военспецов, недавно перешедших на сторону революции. Арестованных согнали на стоявшие у городских причалов баржи и начали расстреливать без суда и следствия. Одна из барж затонула вместе с заключенными. Причин катастрофы никто не выяснял. Будущий «великий вождь» вместе с будущим «легендарным полководцем» приобрели в Царицыне первый опят массовых репрессий, который многократно преумножили в 30-е годы.

А. Е. Снесарев остался жив благодаря вмешательству инспекции Высшего военного совета республики, которую возглавлял член ВЦИК А. И. Окулов. После освобождения Снесарева отозвали в Москву и поручили возглавить оборону Белорусско-Литовского района. Новое назначение говорило о том, что в Москве не поверили доносам Сталина и положительно оценили деятельность Снесарева на посту военкома СКВО.

Обстановка на юге резко ухудшилась. Наступление, которое начал Ворошилов, принявший после Снесарева округ, провалилось, а выправлять положение на южном фронте Троцкий послал бывшего генерала и однокашника Снесарева по академии Генерального Штаба Павла Павловича Сытина.

На новое место службы в Белоруссии Снесарев прибыл в сентябре 1918 г. Командуя западной армией, он много времени уделял укреплению боеготовности и боеспособности армейских частей. Помимо этого ему также приходилось заниматься установлением советской власти в западных районах страны по мере возвращения немецких войск в Германию.

Служба на западе продолжалась менее года. В августе 1919 г. Андрея Евгеньевича отозвали в Москву, где он получил назначение на должность начальника Академии Генерального штаба. Этот новый жизненный поворот для Снесарева был неожиданным, но те, кто его выдвинул на эту должность, вряд ли могли в то время найти более подходящую кандидатуру.

Советская академия Генштаба была открыта 8 декабря 1918 г. по личному указанию В. И. Ленина. Ее первый начальник А. К. Климович проработал в этой должности 9 месяцев. Впоследствии он писал: «Воздвигнутое наскоро здание военной науки далеко еще не было закончено и, оставаясь в лесах, требовало достройки и отделки… Эта работа выпала на долю т. А. Е. Снесарева».

Проблем у нового начальника академии было невпроворот. Обучение командного состава проходило в тяжелейших условиях. Особенно донимал голод и холод, которые одинаково приходилось терпеть и слушателям, и преподавателям академии. Стремясь облегчить положение, Снесарев посылал команды в провинцию на заготовку продуктов и дров. Добытое продовольствие распределялось поровну между слушателями и преподавателями академии. В преодолении трудностей важную роль играл личный пример начальника академии. Безукоризненный внешний вид, пунктуальность в работе, его увлекавшие слушателей лекции действовали на окружающих лучше, чем строгие внушения и приказы. «Любознательность и бодрость духа не покидали учащихся, и работа шла вперед неослабно и даже с подъемом», - писал Андрей Евгеньевич, вспоминая годы становления академии.

На новой должности Снесарев не мог оставаться только администратором. Он продолжал совершенствоваться как педагог и ученый. В академии ему пришлось работать над обновлением учебной программы, серьезно заниматься изучение тактики и стратегии гражданской войны. Он выступал со статьями, писал рецензии на теоретические работы таких крупных военных специалистов, как И. И. Вацетис, А. А. Свечин, Б. М. Шапошников, переводил сочинения иностранных полководцев и военных теоретиков. Одновременно Снесарев являлся членом Военно-исторической комиссии по обобщению опыта первой мировой войны и председателем Главной военно-научной редакции. В это же время Снесарев издал книгу «Афганистан», в которой прямо и открыто говорилось о том, что Красная Армия ни под каким предлогом не должна когда либо вмешиваться в афганские проблемы. «Это место, - писал автор, - не представляет собой никакой ценности и чрезвычайно опасно. Там живет свирепое и воинственное население, которое, вовсе не располагая особой дисциплиной, объединится во имя ислама против чужеземцев». В августе 1921 г. академия была переименована в Военную Академию РККА. Снесарева освободили от должности начальника академии, выразив благодарность «за проделанную им в тяжелое для академии время работу». Начальником Военной Академии РККА был назначен бывший командующий Западным фронтом Тухачевский.

Так у Андрея Евгеньевича появилась возможность сосредоточиться на научной и педагогической работе. В академии он продолжал руководить восточным отделом, совмещая эту должность с должностью ректора института живых восточных языков.

Интересные воспоминания о своем учителе оставил бывший студент среднеазиатского факультета академик А. А. Губер. «Как профессора, - писал он, - мы уважали и любили Андрея Евгеньевича не только за его интересные и насыщенные богатым содержанием лекции… Он действовал на нас ободряюще и стимулирующе своим вниманием и чутким отношением к нашим попыткам высказать пусть часто незрелые, но самостоятельные мысли… Мы очень любили, когда иногда в перерывах или в ожидании лекции, Андрей Евгеньевич рассказывал что либо об исследовательских экспедициях в Среднюю Азию или о приключениях в Индии… Помню его рассказ о том, как он нашел жену и друга на всю жизнь в далеком Оше… Он был поражен, когда встретил в этом медвежьем углу очаровательную и образованную девушку – дочь капитана, долгие годы бывшего начальником Хорогского пограничного поста».

В 20-е годы А. Е. Снесарев помимо работы в академии РККА читал лекции в Военно-воздушной и в Военно-политической академиях. Вместе с тем он готовил к изданию сразу несколько трудов: «Очерк современной стратегии», «Этнографическая Индия», «Во главе двух дивизий», новую часть «Экономической Индии».

Жили Снесаревы на Воздвиженке. В квартире было многолюдно. Здесь жили родители Евгении Васильевны и пятеро детей. Старший сын Евгений, получив юридическое образование, стал адвокатом; Кирилл, как и отец, увлекся востоковедением: близнецы Александр и Георгий, родившиеся после революции в Острогожске, учились в начальной школе, а дочь Евгения заканчивала среднюю школу.

28-й год для Снесаревых был памятен двумя событиями: родился сын Андрей, и вышло постановление ЦИК СССР о присвоении Андрею Евгеньевичу «за многолетнюю и полезную деятельность по строительству Вооруженных Сил страны» звания Героя Труда. В следующем году его кандидатуру выдвинули для избрания в Академию наук СССР.

Казалось, у Снесарева на горизонте будущего было чисто, ничто не предвещало грозы. Его непосредственно знали и высоко ценили Председатель ЦИК СССР М. И. Калинин, выдающиеся советские военачальники М. В. Фрунзе, А. И. Егоров. Дружбою с ним гордился С. М. Буденный.

Предвестником трагедии стала опубликованная в «Правде» к пятидесятилетию Генерального секретаря статья К. Ворошилова «Сталин и Красная Армия – первый набросок программы новой истории гражданской войны». В этой статье Сталину впервые была приписана роль организатора и вдохновителя победы советской республики в гражданской войне, начиная с обороны Царицына. До этого же в статьях и речах по случаю юбилейных дат Красной Армии имя Сталина никогда не называлось в ряду ее создателей и военачальников. И чтобы новый миф не вызывал сомнений в умах граждан, эти правители, никогда ранее не избиравшиеся свободным народом решили убрать неугодных свидетелей. Беда Снесарева была в том, что он был одним из этих свидетелей несостоятельности самозваного полководца.

Аресты начались ровно через месяц после опубликования хвалебной ворошиловской статьи в «Правде». ГПУшники пришли за Андреем Евгеньевичем в понедельник 27 января 1930 г. Накануне вечером в воскресенье у Снесаревых было много гостей. «К папе пришли, - вспоминала Евгения Андреевна, - его товарищи по фронтам и академии Генштаба: Свечин, Де – Лазари, Бесядовский… Они долго беседовали… А мы, молодежь, веселились: танцевали, пели под аккомпанемент рояля, разыгрывали фанты… Никто, конечно, и не подозревал, что это последний день нашей прежней жизни… А около 11 часов раздался звонок. На пороге стояла группа военных. Они предъявили ордер, подписанный заместителем председателя ОГПУ Мессингом, и начали обыск… Папе было велено сидеть в центре комнаты и ни с кем не разговаривать. Обыск шел всю ночь. Около семи часов утра папин кабинет опечатали, а его самого увели».

Профессор Снесарев стал одной из жертв первой волны массовых арестов, проводившихся по указанию Сталина и Ворошилова. В то время органы ГПУ еще пытались, по крайней мере, создать видимость законности. Следователи еще только учились выжимать из «врагов народа» признания. Семьи арестованных в большинстве случаев оставались на свободе или, как тогда говорили, «не привлекались». И, тем не менее, на членов семьи арестованного падала черная тень, и их ожидала нелегкая доля людей второго сорта.

Снесарев все время находился во внутренней тюрьме на Лубянке, но Евгения Васильевна, разыскивавшая мужа, все время получала один ответ «У нас не значится». «На мамины обращения из ВЦИКа, - вспоминала Евгения Андреевна, - ответа не пришло. Ворошилов в приёме отказал. Будённый передал, что ничего сделать не в силах. Заявление Уборевичу «с просьбой о защите и спасении возвращено с резолюцией: «Ввиду невозможности помочь ваша просьба осталась без последствий».

Старшим сыновьям друзья семьи посоветовали поскорее выехать из Москвы. Евгений уехал в Абхазию, а Кирилл, увлекавшийся востоковедением, уехал в Ташкент. На попечении Евгении Васильевны остались четверо детей и двое стариков. На жизнь приходилось зарабатывать перепечаткой рукописей. Днём печатала мама, а вечером за пишущую машинку садилась дочь Евгения, которой исполнилось 18 лет. Санитарное управление Кремля не замедлило переселить семью подследственного из квартиры при Академии РККА на улице Грановского, в старый, давно не ремонтировавшийся дом на Зубовском бульваре.

Первый этап следствия по делу А. Е. Снесарева тянулся целый год. Следователи объявили его организатором и активным участником контрреволюционной монархической организации «Русский национальный центр», а воскресные встречи с друзьями и коллегами на квартире у Снесаревых объявили «конспиративными собраниями бывших офицеров-заговорщиков». 13 января 1931 года Снесарев был приговорен к расстрелу. Однако дотошные следователи добыли новые «улики». Теперь подследственный обвинялся ещё и в создании военной контрреволюционной организации бывших офицеров дореволюционной России. Новым постановлением коллегии ОГПУ Снесарев был вторично приговорен к расстрелу, который благодаря сталинской записке был заменен на 10-летний срок заключения в концлагере.

В конце сентября 1931 года Андрея Евгеньевича отправили на реку Свирь в лагпункт «Важино». «Папа потом писал, - вспоминала Евгения Андреевна, - что пять суток ехал в столыпинском вагоне. В купе было набито 12 человек, среди них столяр Матюхин, профессор психологии И. Петровский, профессор философии А. Лосев».

На новом месте зека Снесарева вместе с зеком Лосевым назначили сторожить такелажный склад. Некоторое время им пришлось жить в палатке. Но прежние профессорские звания заключенных не освобождали в лагере от тяжелого физического труда. В августе следующего года Андрей Евгеньевич записал в дневнике: «За ударную работу получил премиальное вознаграждение - 13 рублей ларьковых денег, на которые могу что-нибудь купить».

А. Е. Снесарев пытался и в лагерных условиях продолжать свою литературно-научную работу. Он просил лагерное начальство выдать ему бумагу и карандаш и разрешить сверх обычной работы зека заниматься писательским трудом. Его просьба осталась без ответа.

Осенью 1932 года Андрея Евгеньевича перевели на Соловецкий остров. Состояние его здоровья начало быстро ухудшаться. Сказывался возраст и невыносимо тяжкие условия заключения. В Москве жена продолжала хлопотать о смягчении для него лагерного режима. Она пыталась попасть к Тухачевскому, пробиться к Ворошилову, но не тот, ни другой ее не приняли. И все же ее усилия были не напрасны. В самом конце навигации Снесарева вывезли с Соловецкого острова на материк. Здесь в лагере под Кемью он продержался зиму. Работал грузчиком, банщиком, рисовал. В конце концов, суровый климат и лагерный режим довели Снесарева до паралича. Евгения Васильевна добилась разрешения ухаживать за мужем в лагерной больнице. Андрею Евгеньевичу пришлось учиться заново ходить, восстанавливать нарушенную речь, изо дня в день делать бесконечные упражнения для руки и ноги. В больнице ему пришлось находиться больше года. Евгению Васильевну через несколько месяцев сменила дочь, которой разрешили работать медсестрой в лагерной больнице.

В июле 1934 г. специальная медицинская комиссия направила А. Е. Снесарева в Ленинград в больницу имени доктора Ф. П. Газа. Там его держали три месяца, после которых выписали с документом, удостоверявшим, что осужденный Снесарев освобожден условно-досрочно по состоянию здоровья.

После выхода на свободу Андрей Евгеньевич от волнения и долгого ожидания билета на поезд пережил еще один удар. После возвращения в Москву его умышленно два месяца не прописывали. Каждый день приходили дюжие парни из милиции его выселять. Устанавливали срок выезда: сначала сутки, потом 12 часов, 6 часов давали на сборы. Это откровенное издевательство довело Андрея Евгеньевича до третьего инсульта. После того, как представитель власти убедились, что «враг народа» добит окончательно, ему выдали паспорт с московской пропиской и больше семью Снесаревых никто не беспокоил.

Здоровье Андрея Евгеньевича все более ухудшалось. Его удалось поместить в больницу, где и закончились в декабре 1937 года дни его замечательной жизни, отданной Родине и науке.

21 год спустя Евгении Андреевне, дочери репрессированного русского генерала, Военная Коллегия Верховного суда СССР выдала справку следующего содержания: «Дело по обвинению Снесарева Андрея Евгеньевича, арестованного 27 января 1930 года, пересмотрено Военной Коллегией Верховного суда СССР 28 января 1958 г.

Постановление от 13 января и 18 июля 1930 года в отношении Снесарева А. Е. отменены и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Снесарев А. Е. реабилитирован посмертно.

Зам. председателя Военной Коллегии Верховного суда Союза ССР полковник юстиции П. Лихачев».

А. Я. Морозов, директор
Россошанского краеведческого музея